Ломов и Константин подъехали к покосившемуся памятнику Дзержинскому на Лубянской площади, вышли из машины и отправились пешком к облезлому зданию, в котором некогда служили грозные органы государственной безопасности. Лубянка едва ли не единственная в поверженной Москве сохранила внешне нетронутый вид, за исключением трещин на фасаде и разбитых окон, обязательных атрибутов всех старостоличных строений. Точно замковый ров перед входом зиял огромный провал. Через яму был перекинут хлипкий мосток. Едва Константин ступил на переправу, доски под ногами предательски заскрипели, не иначе, как с умыслом. Вряд ли хозяева сами ходили по нему. Наудачу он преодолел мост, и подбадривал Ломова, который вцепившись обеими руками в веревки, бочком продвигался на другую сторону, цепенея всякий раз, когда деревяшки протяжно стонали под ботинком. У дверей никто не встречал, и они свободно вошли в холл. Стихия не пощадила внутреннее убранство здания – перекрытия местами обрушились, интерьер находился в полнейшем запустении. Они шли, озираясь по сторонам, пребывая в полном неведении относительно дальнейшего пути.

– Куда идти? – спросил Константин.

– А я почем знаю? – повел бровями Ломов. – Я тут впервые.

– Макс, по ходу, наслушался баек. Здесь мусорная свалка, а не штаб серьезной организации.

– Что верно, то верно. Может, в подвалах скрываются? Они наверняка целехоньки.

– Попробуем отыскать вход, – сказал Константин, разочаровываясь в предпринятой затее.

Они неуверенно ступали по ковру из пожелтевших бумаг, испещрённых машинописным текстом. Ломов пошел проверить комнату за единственным проемом, доступным для прохода.

– Ну что? – крикнул Константин, подождав две минуты.

Из темноты не доносилось ничего, что позволило бы понять о происходившее внутри. Включив фонарик на часах, Константин зашел в комнату, ступая по лежащей на полу двери. Света от часов недоставало. Константин окликнул Ломова, но тот словно растворился. Внезапно Константин темечком почувствовал холод железа.

– Я хочу поговорить с главным по деловому вопросу, – с некоторым облегчением сказал Константин, заранее ожидая подобного приема. – Это можно устроить?

Дуло отняли от головы. обернувшись, он увидел трех мужчин чуть освещаемых сиянием опущенных к полу часов. Двое вооруженных были ему не знакомы, а третий, с мешком на голове и затянутыми жгутом руками, должно быть никто иной, как Ломов. Один из мужчин, молча, протянул мешок подобный тому, что был на голове Ломова. Понюхав, Константин натянул его до подбородка и вверил себя в руки хозяина Лубянки.

Они долго плутали по невообразимо закрученным коридорам и спускам, заполненным сырым затхлым воздухом. Время от времени в нос шибал запах разложения и купаж мерзейших зловоний. Наконец, в момент, когда Константин уже доходил до последней рвущейся струны терпения, с него сдернули опостылевший мешок.

Взору Константина открылось просторное помещение, казавшееся таковым из-за невозможности разглядеть границ комнаты от недостатка освещения. По той же причине Константин не смог разглядеть лиц людей, заполнявших диваны и стулья. За большим столом шла игра в карты, у стойки с напитками, ярким пятном в черноте, выпивали богато одетые мужчины и их яркие спутницы. В предметах и отделке было много золота. В зале было довольно тихо, точнее был приглушенный шум подобный мышиной возне, достаточно плотный, чтобы спустя несколько минут совершенно перестать его замечать. Константин взглянул на Ломова, тот недовольно разминал затекшие запястья, изучая глазами окружающую обстановку. Поняв, что Константин пообвык, конвоиры указали ему, куда следует идти.

Константин приметил человека, расположившегося на табуретке в углу, несмотря на роскошь в зале, угол был в потеках ржавчины поверх облупившихся надписей под советский трафарет. Сидевший был одет в мышиного цвета костюмчик, великоватый по размеру, сам он был невысок, плешив с каемкой жиденьких бесцветных волосиков. Лицо было самое, что ни на есть заурядное, мелкие глаза в щелочке век. Он был занят сборкой затертого кубика Рубика, при этом, совершенно не глядя на руки. И если присутствующие в подземелье казались гостями, пускай и завсегдатаями, то мужичек на табуретке был органичен, как если бы его породили сами стены Лубянки.

Константин и Ломов стояли, ожидая пока, с ними заговорят. Девушка в переднике принесла чайные пары, но не предложила присесть, а раздала посуду прямо в руки, несмотря на возражения. Между тем, мужчина на табуретке с равнодушием взирал на обоих, совершенно не торопя и ни к чему не побуждая. С нескрываемой хищностью он изучал пришедших. Пробыв в таком безмолвии минут пять, Константин решил прекратить гляделки, передал чашку чая Ломову и сделал шаг навстречу сидящему.

– Меня зовут Константин, хотя, вы наверняка осведомлены кто мы и откуда.

Мужичок, благоговейно прикрыв глаза, медленно кивнул.

– Насколько мне известно, вы человек, способный найти любую информацию? – спросил Константин.

Мужичок снова кивнул.

– Что ж, не будем тянуть время. Три года назад, двадцатого июля 2045 года оперативники частной охранной организации «Black Sting» напали на некую подпольную группу борцов с нейроимплантами. Это произошло в подземных помещениях под недостроенным домом в Алекроме по адресу: улица Ветеранов, дом сорок три. По имеющимся у меня данным было много жертв с обеих сторон. В процессе столкновения пропал человек, которого я желаю отыскать. Я могу продолжать?

Мужичок кивнул, и как показалось Константину, на его лице появилась хорошо скрываемая заинтересованность.

– Человека, точнее девушку, чью судьбу я пытаюсь узнать, зовут Полина Вознесенская, ей двадцать лет … хотя нет, уже двадцать четыре. Вот, электронный ключ, который приведет и откроет облако, где я разместил данные о девушке, – Константин передавал мужичку твердотельный накопитель. – Изучив файлы, вы узнаете о ней больше.

– Как ее по батюшке? – прервал молчание мужичок.

– Как? – Константин внезапно повернулся к Ломову.

– Аркадьевна, вроде, – вздрогнув от неожиданного внимания, пролепетал Ломов и плеснул на пол содержимое чашек, некрепко державшихся в блюдцах.

– Аркадьевна, – утвердительно сказал Константин. – Я считаю, что после боя ее тело забрали оперативники. И я хочу знать, где тело или, – он опустил взгляд и, щелкнув языком по небу, добавил, – если она жива, то где ее держат. Это в ваших силах?

– Думаю, да.

– Сколько вы хотите за свои услуги?

Мужичок, продолжая крутить в руках кубик, слегка откинулся назад на табуретке и закатил глаза, прикидывая в уме сумму. Затем он встал и сказал мягким несколько прерывистым голосом:

– Четверти лимона будет в самый раз. Рублей, безусловно. По рукам? – сказал он, улыбаясь, как обжулившая торговка, и протянул руку.

– Договорились, – Константин пожал его нежную ладонь.

Мужичок принял вид глубоко расположенного к Константину человека.

– У вас будут еще просьбы?

– Нет, благодарю. Когда вернуться за ответом?

– Удобно ли, чтобы я сам связался с вами, Константин? – сказал он, приложив согнутый указательный палец к губам.

– Идет, вы обозначите срок?

– Через неделю. По моему опыту, семи дней будет достаточно. Теперь прошу простить, – сказал он, улыбнувшись так услужливо, что могло показаться искренним. – Вас проводят, – ища глазами охрану, сказал мужичок и побрел обратно к табуретке.

К ним подошел крепко сбитый охранник и протянул знакомые мешки. Константин с охотой его натянул, желая поскорее выбраться из промозглых подземелий, где сам воздух пропитался болью истерзанных людей. Через несколько минут (по ощущениям, обратная дорога на удивление заняла меньше времени) они стояли в холле Лубянки. Сняв мешки, Константин огляделся, но кроме Ломова рядом никого не оказалось. Холодный свет брезжил из дверного проема парадного входа. Ломов пытался искать следы провожатых, для этого он медленно осматривал пол. Константин пинком поднял в воздух листы жёлтой бумаги и пошел на выход, понимая бессмысленность затеи. Прислужники хозяина Лубянки имели особую подготовку, заметную по исключительной манере поведения, приобретаемой при проф трансформации.

Едва Константин вышел на улицу, его опьянил свежий морозный воздух, чуть обжигающий в носу. Не дожидаясь отставшего Ломова, он пересек ветхий мост, ступил на твердую землю и пошел дальше. Ему неодолимо хотелось идти, неважно куда, лишь бы двигаться вперед. Вскоре его нагнал Ломов и напомнил, что машина в другой стороне. Константин ответил что-то туманное в попытке отделаться от спутника, и Ломов побрел к машине один. Однако, чуя неладное, Ломов ехал на небольшом отдалении.

Остались еще в Москве улицы, по которым можно гулять! При всей разрухе город не стал образчиком постапокалиптических декораций. По широким улицам, освобожденным от машин и столпотворений, бродили бедно одетые люди, однако, это придавало каждому неповторимый стиль. Нищета способна облачить человека уникальней модельеров. Поистине, благоденствие типично, а несчастье всегда неповторимо! Попав из столичной богатой жизни, алекромец найдет для себя занятными развалины цивилизации. Будто паноптикум, упадок процветания увлекает пресытившихся. Разбитые витрины шикарных бутиков с не единожды разграбленным убранством. Вывески, некогда призывавшие покупать все больше совершенно ненужного хлама в кредит, теперь отпугивают, угрожая рухнуть на головы. Некогда стройные колосья фонарей имели в скорбной действительности сгорбленные и растерзанные силуэты. Клубные дома, квартиру в которых мог позволить себе разве что саудовский шейх или полковник полиции, сегодня расписаны срамными рисунками. Победу над искусственно насаждаемым порядком олицетворяли московские дороги. Наконец, уставшие от жалких потуг по строительству и поддержанию в пристойном виде, городские артерии поддались естественной российской натуре. На каждой улице теперь красовались дыры, в самую малую из которых можно уместить порядочного размера самосвал. Выдающиеся из ям были размером с ветхозаветного левиафана, настолько они были обширны и бездонны. Вот это дыры так дыры! Наконец-то их перестали бесконечно латать, точно наряжая поселянина в одежды метрополии, пытаясь выдать его за цивилизованного человека. Зов архаики возобладал над законом урбанистики. Вот бы еще из этих ям выпрыгивала какая-нибудь богомерзкая тварь, жрущая несчастных прохожих…

Константин шел по темной улице. На лицо падали хлопья снега. После долгих лет заточения в Пуле, было приятно бесцельно бродить. К сожалению, всякий аттракцион утомляет со временем. Константин оглянулся и заприметил джип Ломова. Подойдя, Константин сел на пассажирское сидение и спросил, причем, скорее, самого себя: «Куда теперь?»